СКАЗКА ПРО ОБИДУ ПЕРЕТЕРОВНУ.

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, жили-были-не тужили две красавицы, мать и дочь. Мать звали Марья-Искусница, а дочь – Елена Прекрасная. Обе были с лица пригожи, телом крепки, характером подходящи – не женщины, а просто загляденье! Марья за что ни возьмётся – всё в руках горит-спорится, хоть пироги печь, хоть шёлком вышивать. А Еленушка хороша была необычайно: посмотрит – как жемчугами одарит, улыбнётся – словно солнышком согреет. И в мужья каждой досталось по богатырю – может, и не красавцы писаные, зато могучие, сильные, и к семейной жизни очень даже пригодные.

У каждого семейства было по терему высокому, светлому да просторному – локтями не толкались, зато часто в гости друг к другу ходили.  Дружили, значит, между собой…Вот так они жили да поживали, добра наживали, и тут бы сказочке конец, да только случилась раз беда.  Да какая!!!

Кто ж сейчас упомнит, как Марья-Искусница познакомилась с Обидой Перетеровной? Наверное, на ярмарке, когда купцы предпраздничные распродажи объявляют. А может, в лавке, где всякие крупы-пряности продают. А может, в бане? Потому как прилипла Обида к Марье-Искуснице, как банный лист, да вы сами понимаете, к чему. Обида, она ведь прилипчивая – просто страсть!

В общем, как-то познакомилась. И сразу Обида Перетеровна втёрлась к Марье в доверие, стала лучшей подружкой-наперсницей, верной спутницей. Всегда рядом, всё примечает и на ушко Марье нашептывает: кто не то сказал, кто не так посмотрел… Марья быстро научилась обиды перетирать – а что, дурное дело-то нехитрое.

– Ах, свет мой Марьюшка, а отчего ты меня с дочерью своей, Еленой Прекрасной, не познакомишь? – как будто невзначай обронила Обида Перетеровна. – Уж очень мне хочется с ней дружбу свести!

– Да в чём вопрос?! – удивилась Марья-Искусница. – Познакомлю, конечно. Вот сегодня чай пить к ней пойдём, как раз и познакомитесь.

  Так Обида Перетеровна и к Елене Прекрасной перебралась. И той нашептывать стала – на кого обидеться стоит, что запомнить… Между прочим, от Обиды детишки не родятся – она по-другому размножается. Учит людей обиды множить, во как!

  Спросите, почему Марья да Елена не разглядели сразу её гнилого нутра? Да всё просто! Обида, она ведь на вид очень даже приятная! Она ведь чему учит? Ты всегда прав, а кто-то всегда виноват – так, мол, жить радостнее.

– Смотри, Еленушка, боярыне Сидоровой её-то супруг шубу подарил, а тебе всего-то сапожки, ты ему выскажи всё, – подстрекала Обида.

– Глянь, Марьюшка, богатырь-то наш опять в телевизор впялился, а мусор не вынес, непорядок, ты ему предъяви, – подначивала она другую.

– Девушки мои дорогие, богатырь-то нынче измельчал, всё не так, как в сказке положено, вы ему свою женскую гордость продемонстрируйте, – внушала Обида. – Да смотрите, не в лоб, а тонко так! Вслух говорить не надо, лучше не разговаривайте или хмурьтесь, а он сам догадаться должен, что не так сделал.

  Долго ли, коротко ли, а наступил момент, когда боярыни наши обидами так переполнились, что уж на богатырей своих постоянно обижаться начали. Не так, чтобы сразу по-крупному, а всё больше по мелочам. Как Соловей-разбойник обижался: «Не так сидишь, да не так свистишь!».

Только много мелких обид ничуть не лучше, чем пара крупных. Вреда от них ничуть не меньше. Расплодились обиды, расползлись по дому, стали даже за пазуху богатырям забираться. А кто носит камень за душой – тот под тяжестью обид сгибается, голову книзу клонит, в глаза не смотрит…

  Начались между жёнами и мужьями трения да разногласия, а Обида Перетеровна только хихикает в рукав да ручки потирает. И вновь женщинам на ушко нашептывает: «Обидел, мол, тебя этот злыдень, ты ему не прощай, ты гордость свою женскую предъяви, пусть помучается!».

  Богатыри жён своих до беспамятства любили, да только Обида, она даже самую крепкую любовь точит, как вода камень. Оба только в затылках чесали да понять не могли: что это с их жёнушками сделалось, почему они вдруг всё чаще неласково смотреть стали да недовольство проявлять?

  Если уж женщина Обиды гадкую сущность не поняла, не разглядела, то что ж о богатырях говорить? Они ж, богатыри, под ноги не смотрят. У них взгляд стратегический – поверх и вдаль! Это испокон веков женское дело – о чистоте в доме заботиться! Да чтоб не только мусора по углам не было, но и в душах домочадцев – как в ларце хрустальном! Такая вот, стало быть, женщине задача определена…

  И вот однажды добилась Обида своего: собрались богатыри – да и вон из теремов. Куда глаза глядят. А глаза у богатырей, как известно, глядят в чисто поле.

  Сели они, оба-два, у ближайшего поля, в кабаке придорожном, поляну накрыли, зелена вина в рюмки плеснули… Сидят, друг другу на боярынь своих жалуются.

– Совсем уж житья добру молодцу не стало, – говорил один. – То не так, да это не эдак… Надоело!

– Оно ж так и есть! – вторил другой. – Я ей слово – она десять, а в конце смотришь, ещё и сам дурак оказался… Обидно!

– Не хочу я больше такую жизнь терпеть! Я уж лучше со Змеем биться пойду, сложу где-нибудь буйну голову, будет знать, как на мужа обижаться.

- Да и я – сяду на корабль заморский с купцами, да попрошусь, чтоб на остров какой необитаемый ссадили! Там некому будет под ухом зудеть, что я какой-то не такой! Ух, горько мне, обиделся я!

  И Обида Перетеровна в тёмном углу притулилась, слушает, хихикает, радуется: как её интрига ловко удалась. Всех переобидела, всех перессорила.

  А тем временем в опустевших теремах боярыням-то зябко стало. И то сказать: мужчина в доме – он завсегда и надышит, и натопит, и окна утеплит. А без любимого холодно – и в доме, и на душе…

  Вот прибежала Елена к Марье, вся испуганная.

– Маманя, мой-то богатырь ушёл на ночь глядя куда глаза глядят, что делать?

  А Марья-Искусница сама в тоске сидит, в окошко смотрит.  

– Ах, Еленушка, знать бы – так сказала бы. А только и у меня та же беда, сама не пойму, откуда свалилась! Улетел мой голубь сизокрылый, а куда – не сказался…         Закручинились наши боярыни, пригорюнились… Хоть они своих богатырей и ругали временами, хоть и обижались на них, а всё ж хорошие мужики были, что зря говорить! Да с ними-то всё равно лучше, чем без них! Хотели было боярыни обидеться снова, да не решились: чего ж теперь обижаться, когда-мужей-то уже нету? И не предъявишь никому… Только рыдать и осталось по счастью былому.

- И кому ж теперь моя красота достанется, и для кого же я Прекрасной-то буду? – голосила Елена.

– Ах, руки мои искусные, кому ж я пироги печь стану да рушники вышивать? – причитала Марья.

– Может, зельем приворотным его опоили?  А-а-а-а…

– Может, разлучница какая завелась, приворожила милого? У-у-у-у…

  Только вдруг Елена Прекрасная слёзы лить бросила, глаза распахнула и говорит:

-–Мам, я знаю, как нашей беде помочь! Надо к Василисе Премудрой бежать! Она на то и Премудрая, чтобы всё знать! Давай, надевай душегрею да платок, и пойдём – я знаю, где её терем.

  Василиса Премудрая денщин наших ласково встретила, за стол усадила, чаю с медом предложила. А за чаем и рассказали наши красавицы, что да почему. Вернее, про «что» рассказали, а про «почему»,  так они и сами не знали, за тем и шли.

– Если чай допили, так капните немного мёда в блюдца и ложечкой размажьте, – говорит им Василиса. – А я слова волшебные скажу: «В блюдце меда положу и на блюдце погляжу, кто с мужьями ссорит нас, нарисуйся сей же час!». А теперь смотрите.

  Посмотрели наши красавицы – и ахнули: в обоих блюдечках нарисовалась лучшая подружка, Обида Перетеровна, собственной персоной. Сидит, обиды вручную перетирает, на кофемолке.

– А вот и ваша разлучница, – кивнула Василиса Премудрая. – Знакомое лицо?

– Это же Обидушка! Она хорошая. Она верная, за нас всегда горой! Мы для неё всегда правые! Обидчикам спуску не даёт, – наперебой стали восхвалять подружку боярыни.

– То-то и оно, что спуску не даёт, – согласилась Василиса. – А кому ж приятно, когда ему спуску не дают? Это что за жизнь получается – ни продыха, ни послабления? Вот и будете вы в своей неугасимой правоте по холодному терему слоняться… Этого хотите?

– Нет, нет, не хотим! – замотали головами Марья с Еленушкой. – Мы хотим, чтоб мы всегда правые, а мужья всё равно при нас.

– Тогда вы свою правоту напоказ не выставляйте всякий раз, – посоветовала Василиса. – Порой и промолчать не грех. Жизнь, она мудрее – она всё по местам расставит. Надо только терпение иметь и мудрость женскую.

– А гордость как же? – спохватилась Елена.

– Гордость не в том, чтобы поломать, а в том, чтобы взрастить, – говорит им Василиса. – Пусть муж головой будет, а вы уж шеей. Вот и крутите, куда хотите, только роль свою не выпячивайте. Тогда и голове хорошо, и шея довольна. А то зачем шея нужна, если голова сбежала?

– Ой, мудро говоришь, Василисушка! – восхитилась Марья-Искусница. – А только при чём тут подруга наша верная, Обида Перетеровна?

– Так обижаться – это значит выше кого-то становиться. Он, мол, неправ, а я вся правая, – объяснила Василиса. – Пригрели вы Обиду, прикормили… Смотрю, расплодились у вас обиды и мешают вам жить, мед-пиво пить… Вы уж выбирайте: или мужей в дом, или Обиду. Она мужчин не любит, завсегда их выживает. Она вообще никого не любит – только себя правой считает. Вот так!

– Ладно, Обиду мы из теремов прогоним, двери ей закроем, – пообещали Марья с Еленой. – А вот как нам богатырей наших домой вернуть? Научи, Василисушка!

– Перво-наперво вымойте дом заговорённой водою.  Вот вам наговор: «Обида злая, растворись, в дом согласье – притянись!». Соли в водичку не пожалейте, она все смывает-растворяет. Да по углам пройдитесь, там обиды любят залеживаться!

– Сделаем, Василисушка, сделаем! Прямо сегодня всё и вымоем!

– Второе дело – сделайте обидам отворот!

– Это как же, матушка?

–Да возьмите тазик с водой, либо бадейку, и проговорите воде все свои обиды. А потом пойдите да выплесните их от ворот! Ворота-то поблизости имеются?

– Найдем ворота, Василиса, выплеснем обиды!

– А третье дело – это простите от души своим богатырям всё, что они не так сделали, и всё, что ещё впредь сделать могут. Поясной поклон им отвесьте, от сердца! Позовите их назад – и протянется между вами невидимая нить. Нить Понимания называется.

– А кому ж поклоны отвешивать, если их и искать-то неизвестно где?

– Так вы ж их помните, не забыли еще? Вот и кланяйтесь, как будто они перед вами стоят. А потом руки так раскройте и позовите: «Возвращайся, муж мой милый, я обиды отпустила, возвращайся в тёплый дом, снова мирно заживём!». Каждый день так делайте, утром и вечером! Богатырей-то ваших так домой потянет, что сами прибегут!

– А когда прибегут, что ж, так им и слова не сказать? Что, мол, неправильно поступили, сбежамши?

– Слово-то сказать можно… Только не такое! А скажите лучше, как скучали без них, как ждали, да на грудь упадите. Богатырь, он ведь снаружи воинственный, а внутри нежный, как ребёнок малый. На то мы и женщины, чтобы богатырей взращивать.

– Это что ж, Василиса, выходит, женщина сильнее богатыря?

– А и то верно! У них своя сила, а у нас своя.

– Ох, спасибо, Премудрая ты наша! Пойдём мы – дел теперь у нас невпроворот, ведь наобижались – спасу нет!

  Побежали Марья с Еленой по теремам, мыть-убирать, обиды растворять, мужей прощать. Делали всё по совету Василисы Премкдрой от души да от чистого сердца.

  Где-то вдалеке Марьин муж так вдруг заскучал по её пирогам, по рубашкам выглаженным, да по светлому терему, что бросил он меч посередь боя, сказал Горынычу, что после додерётся, и рванул домой, только пыль за ним клубами.

  Ещё дальше, на пристани морской, Еленин богатырь уж совсем было хотел на корабль сесть, да передумал – схватил котомку, и назад, к Елене. Понял он, что такой красы ненаглядной ему ни в каком зарубежье не сыскать.

  А дома их жены встретили радостно, без упрёков, с блинами-пирогами да горячими ласками. Тут богатырям уж и совсем хорошо стало!

  А Обида Перетеровна потыкалась в закрытые двери, поскреблась в окошки, видит – тут её не ждут, внутрь не пускают. И пошла она по свету – других простачков искать. Только вы, раз со сказкой знакомы, так теперь будьте начеку, дружбу с ней не заводите и в дом её не пускайте. Нечего обиды перетирать, лучше жить да друг другу радоваться!

  А кто слушал – молодец, помиритесь, наконец!

                                                                                          Ирина Эльфика Сёмина